Их "Кулаевым" сначала сделали Заурбека Талхигова, но суд над ним, единственным, кто "соучаствовал" в захвате мюзикла на Дубровке в Москве, был закрытым для публики и потерпевших (семей погибших и бывших заложников), а теперь так же происходит и откровенное изничтожение самого Талхигова в местах лишения свободы.

Если кто не сталкивался, то перевод осужденного человека из колонии в тюрьму - это потолок, самая жесткая мера наказания, которая только предусмотрена нашим Уголовно-исполнительным кодексом. Решение о переводе принимает суд по ходатайству администрации исправительного учреждения - в данном случае Сыктывкарский городской суд был на выездном заседании в колонии ОС-34/1, расположенной в поселке Нижний Чов Республики Коми. Такие переводы случаются редко - в особых случаях, когда человек - злостный, неисправимый бунтарь.

Досье "Новой"

Талхигов Заурбек Юнусович, житель Санкт-Петербурга, осужден на 8,5 лет в колонии строгого режима приговором Мосгорсуда (судья - М. Комарова) 20 июня 2003 г. как пособник террористов, захвативших "Норд-Ост" в октябре 2002 г. (ст. 205, ч. 2, 206, ч. 2, 33, ч. 5 УК РФ). Вина Талхигова, согласно обвинительному заключению, состояла в том, что с 6.30 до 7.00 25 октября 2002 г. (вторые сутки теракта) он разговаривал по тому номеру телефона, который ему дал ныне помощник президента РФ А. Аслаханов, с двумя мужчинами, находившимися среди захватчиков.

Рассказывает Сергей НАСОНОВ, московский адвокат, защищавший Талхигова на процессе о переводе в тюрьму:

- Находясь в колонии, Заурбек фактически не вылезал из ПКТ - помещения камерного типа, есть такая форма наказания за нарушения. А также из ШИЗО - штрафного изолятора. Значительная часть его нарушений - это неисполнение команды "отбой" или разговоры после 21 часа. "Разговоры" - это когда Талхигов совершал вечернюю молитву. В 21.05 просто фиксировали: Талхигов не спит, и это нарушение - вперед, в ПКТ.

Еще одно нарушение: Талхигов вышел на общее построение без формы. На рабочем дворике ему выдали эту форму, но сказали, что ниток, извини, нет, чтобы пришить бирку с фамилией, и тут же разъяснили, что если выйдешь на построение в форме без бирки, будет нарушение. И сразу же поступила команда на построение. Все - опять в ПКТ.

И, наконец, ложка. Талхигов был в столовой, сотрудник администрации подошел к нему и сказал, что эта ложка - "специально для тебя, ее только что принесли из туберкулезного барака", и что ложка не помыта, и потребовал, чтобы Талхигов ею ел. Талхигов сломал ложку.

Еще нарушение: сидит он в ПКТ, а помещение старое, стены плохие, дырочки в них. Подходит время выходить, его выпускают, сотрудник осматривает камеру и говорит: а вот тут дырочку кто-то проковырял, ты это сделал, значит - вперед, опять в ПКТ... Его или провоцировали на нарушения, или придумывали их - и тут же подвергали максимально предусмотренным мерам взыскания.

- Почему? В чем причина такого неусыпного контроля?

- Потому что писал везде. Требовал отмены приговора и нового рассмотрения его дела. Был очень активен в этом. Еще, конечно, чтобы изменить представление о нем. Он - злостный нарушитель, "а вы о нем печетесь"... Изменение образа - он вот пишет везде, жалуется на несправедливый приговор, а контраргумент: он переведен в тюрьму, он - такой. Еще одна гипотеза относительно причин такова: что с ним будет в тюрьме? Какого уровня провокация?.. В тюрьме гораздо проще спровоцировать человека.

Но, несмотря ни на что, он верит, что справедливость восторжествует и приговор отменят. Кстати, обжалование его приговора еще ведь продолжается. Осталась такая инстанция, как Верховный суд, председатель ВС. Сейчас его основное дело - там. Я рассматриваю все, что с Талхиговым произошло в колонии, как продолжение массового нарушения его прав, начавшееся при рассмотрении этого основного дела в Мосгорсуде.

Заурбек Талхигов, несмотря ни на что, человек со своей тайной. Он давным-давно уехал из Чечни, чтобы как-то устроиться в Петербурге, где у него жили родственники, у них он и работал. Женился на русской девушке, родился ребенок... И вот за месяц до "Норд-Оста" Талхигов пропадает из города, звонит близким и говорит, что побудет в Москве... Зачем? Никто так и не смог ответить на этот вопрос. Но когда Асланбек Аслаханов, тогда депутат Госдумы от Чечни, призвал с телеэкранов всех чеченцев, находящихся в Москве, прийти к Театральному комплексу на Дубровке и заменить собой заложников, среди добровольцев оказался и Заурбек Талхигов. Аслаханов дал ему номер телефона Бараева и велел звонить, чтобы уговорить отпустить заложников-иностранцев, и Талхигов, говоря по мобильному с террористами, добился освобождения иностранцев... И тут же был арестован.

Вроде бы главное, в чем должны были разбираться следствие и суд, так это в обстоятельствах жизни Талхигова накануне теракта, в том, где он был и почему сорвался за месяц в Москву? И, может быть, это бы стало одной из раскрытых тайн "Норд-Оста"... Но все произошло совершенно по-другому.

Рассказывает адвокат Сергей Насонов:

- Приговор по делу Талхигова - уникальный. Доказательство его вины - запись телефонного разговора, произведенная без какой-либо санкции, вне какого-либо правового режима. Но запись тем не менее положена в основу приговора. Но кто там с кем говорит? Фонографическая экспертиза установила лишь, что на пленке есть "устная речь Талхигова", однако кому принадлежат другие голоса на пленке, не установлено. Сотрудники ФСБ в момент разговора находились рядом с Талхиговым, но они не смогли достоверно подтвердить, что разговор происходил с кем-то определенным... То есть судья просто на слово поверила представителю прокуратуры, что Талхигов говорил с Бараевым и неким Ахмедом.

Теперь - о содержании разговора. Лишь то, что процесс был закрытым, позволило скрыть, что содержание разговора не может быть истолковано как доказательство, подтверждающее тяжкое обвинение в соучастии терроризму. В содержании не было вообще ничего, что можно было бы рассматривать как содействие террористам. Он не говорил своему собеседнику ни о какой расстановке сил и военных - нет этого. Но суд очень легко вышел из этого положения: посчитал, что Талхигов оказывал террористам "моральную поддержку". Ни слова поддержки в расшифровке, представленной суду, нет. Но слова Талхигова "вселяли террористам уверенность в своих преступных действиях", а также способствовали "принятию террористами мер к недопущению проведения уполномоченными на то лицами мероприятий по освобождению заложников".

Так пособником может быть любой, когда надо и кто надо. Потребовался обвиняемый по одному из самых громких дел - слепили.

Естественно, получив подобный приговор, Талхигов стал всюду писать, категорически отрицая свою вину. Он стал требовать пересмотра и нового судебного рассмотрения. Чтобы опять ворошить норд-остовскую историю? И не дай бог что-то разворошится?

Результат - тюрьма с непредсказуемым развитием событий. Выйдет ли в итоге Талхигов на открытый процесс, где сможет получить слово, рассказать о мотивах своего поведения 25 октября, объяснить, чем занимался в Москве в месяц перед терактом? То есть пролить хоть какой-то свет на загадочные обстоятельства теракта на Дубровке. Вот в чем самый главный вопрос сейчас.

Напомним то, что не любят обсуждать в Мосгорпрокуратуре, где опять, в который раз, с 19 декабря по 19 марта 2006 года, продлено следствие по делу "Норд-Оста". Другой важный свидетель (или обвиняемый?) - Теркибаев Ханпаш, утверждавший, что он был среди террористов и выбрался из здания, а впоследствии еще и трудился в администрации президента, - погиб в автомобильной катастрофе ровно накануне того, как должен был давать показания по требованию американской комиссии...

Не тот ли исход готовят сейчас и для Талхигова?

Власть откровенно упорствует в том, чтобы по "Норд-Осту" так ничего и не было бы выяснено. В этом истинная причина фактически изничтожения Талхигова - в том, чтобы даже та капелька о "Норд-Осте", которую знает он, осталась только при нем. Мы же хотим правды о "Норд-Осте"? Значит, необходимо бороться за право Талхигова сказать то, что он хочет передать обществу.

Анна Политковская

Опубликовано 22 декабря 2005