На этой неделе Дума намерена принять в третьем чтении поправки в закон "О средствах массовой информации", призванные не допускать пропаганды терроризма в СМИ, но, по мнению многих экспертов, ставящие крест на свободе слова в России.

По злой иронии судьбы, второе чтение, после которого документ нельзя изменить перед окончательным чтением, состоялось именно 23 октября, в день захвата заложников в Москве. Поэтому это событие прошло практически незамеченным, а между тем закон принимает такие формы, что после вступления его в силу нива российских СМИ будет напоминать лужайку, изрядно выстриженную газонокосилкой.

Дело в том, что поправки позволят чиновникам толковать закон так, как того требует политконъюнктура, и, стало быть, закрывать пачками опальные СМИ. По новому закону "не допускается распространение через СМИ либо иным образом информации, раскрывающей... тактику проведения антитеррористических операций, препятствующей проведению таких операций, служащей пропаганде или оправданию экстремистской деятельности, в том числе содержащей высказывания лиц, направленные на воспрепятствование контртеррористических операций, пропаганду и оправдание сопротивления проведению такой операции". Заметьте, в тексте поправки нет уточнения, каких именно лиц: террористов или, скажем, политиков.

Можно ли цитировать Путина?

По словам депутата Алексея Арбатова ("Яблоко"), "при вольном толковании положений данный закон после вступления в действие может привести к запрещению любого обсуждения в СМИ и в широких кругах общественности политики властей, которая зачастую оказывается неэффективной или под предлогом борьбы с терроризмом преследует совершенно иные цели. Выходит, что нельзя критиковать то, как проводится, в частности, военная кампания в Чечне, нельзя оценивать ее эффективность, предлагать иные пути военного и политического решения чеченской проблемы".

Да что там Чечня! Упоминание или цитирование бен Ладена, судя по новому закону, может привести к закрытию осмелившегося преступить закон СМИ. Но, по иронии судьбы, предложение "мочить в сортире" тоже можно отнести к разряду экстремистских, а следовательно, за цитирование Владимира Путина СМИ тоже можно будет наказывать.

Проблема нового закона в его двойственности, в отсутствии какой-либо правовой ориентации по отношению к третьим лицам. В США есть твердое правило: террористами называют только тех, кто причастен к террористической организации. И только ее участников журналисты могут называть террористами. У нас же абсолютно неясно, кто есть кто. Кого власть относит к террористам, а кого таковыми считают СМИ. И проблема не только в том, что эти убеждения зачастую в корне расходятся, но и в том, что порой непонятно, что за война ведется в Чечне, где никаких организаций террористического толка пока не наблюдается. По сравнению с "Аль Каедой" чеченские боевики - партизаны лесных массивов. Впрочем, как сказал "Времени МН" первый секретарь Союза журналистов России Игорь Яковенко, "проблема в том, что эта война необъявленная: у нас нет ни чрезвычайного положения в этой республике, ни объявленной войны. Все это создает некую двусмысленность в поведении власти по отношению к этой проблеме. На сегодняшний момент запрещено в СМИ оправдывать террористов, предоставлять им слово, и вроде бы это ни у кого не вызывает сомнений, но вызывает некоторые вопросы. В Конституции СССР свобода слова должна была использоваться "в интересах трудового народа". И чиновники сразу начинали определять: а что, собственно, в интересах трудового народа? И сейчас именно чиновники начинают определять: а кто у нас террорист? А что такое оправдание террориста? А скажите мне, вы в состоянии провести четкую грань между оправданием терроризма и попыткой понять, что происходит в Чечне? Вам не кажется двойным стандартом, когда мы запрещаем оправдывать чеченских бандитов, но даем трибуну тем, кто оправдывает Юрия Буданова и будановых в Чечне?".

В итоге складывается интересная картина: одной влиятельной газете выносится предупреждение за публикацию интервью с Масхадовым, а телеканалам, несколько раз показывающим Масхадова с заявлениями антироссийского толка, никаких предупреждений не выносилось. Получается, что кому-то можно предоставлять трибуну террористу номер один в России, а кому-то нельзя. Как сказал Яковенко, "на сегодняшний момент Чечня превратилась в "политический Чернобыль". Мы, по сути дела, делаем заложниками этого Чернобыля и все политическое руководство страны, поскольку если с той стороны никому не предоставляется слово или предоставляется только с использованием цитат, которые, по мнению кукловодов, способны их скомпрометировать, то тогда получается, что в Чечне попросту не с кем вести переговоры о политическом урегулировании. Само политическое урегулирование становится фантомом: получается, что урегулировать этот процесс Путину можно там только с Казанцевым, иначе остается только одно . война до последнего чеченца".

Ошибочно считать, что в Думе не понимают, какая угроза нависнет над свободой слова с принятием этого закона. Правые неоднократно предлагали свой вариант поправок. Как сказал "Времени МН" депутат Сергей Митрохин ("Яблоко"), "я предлагал изменить поправку так: нельзя давать слово только тем лицам, причастным к терроризму, против которых возбуждены уголовные дела. Но предложение отклонили, и стало ясно, что речь идет не о борьбе с терроризмом, а о борьбе со средствами массовой информации. Понятие "терроризм" в этой поправке столь расплывчато, что любое СМИ, которое говорит о каких-то бандитах в РФ или за рубежом, может быть ликвидировано. Эта поправка - дубина, приготовленная для борьбы с неугодными СМИ".

Власти оценят СМИ

По идее, власть и сегодня активно занимается профилактикой "пропаганды или оправдания экстремистской деятельности" в СМИ. Только по результатам последней медиакампании, посвященной захвату ДКЗ, Минпечати успело дать по рукам телеканалу "Московия", а также "Эху Москвы" и "Маяку". Кроме того, как пообещал пресс-секретарь министерства Юрий Акиньшин, его ведомство еще проанализирует, как СМИ освещали происходящее в те дни, и даст оценку их деятельности. Причем анализировать будут не только юридическую сторону вопроса, но и морально-этическую.

На самом деле этическая оценка того, что происходило в дни захвата в прессе, напрашивается. Потому что СМИ местами демонстрировали ошеломляющую беспардонность по отношению к пострадавшим людям, а местами откровенно "закладывали" участников спецоперации, выдавая в прямой эфир все, что могли. Чего стоил г-н Цекало, которого в эфире попросили подробно расписать все имеющиеся в ДК входы и выходы! А сейчас мы уже знаем, что террористы не были детально знакомы с планировкой здания.

Проблема лишь в том, что опыт навязывания этических норм свыше никогда не был успешным. Этика, в том числе и профессиональная, - это продукт абсолютно иного происхождения, в противном случае она превращается в декорацию или, того хуже, - в инструмент официальной пропаганды. Но приходится признать, что журналистское сообщество сегодня оказалось не в состоянии опереться в своей работе на четкие этические критерии.

Нельзя сказать, что попытки не предпринимались: ровно год назад Федеративный совет Союза журналистов России одобрил проект документа под названием "Этические принципы профессионального поведения журналистов, освещающих акты терроризма и контртеррористические операции". Документ декларирует вполне здравые принципы: например, не предпринимать действий, которые могут подвергнуть жизнь потенциальных жертв еще большему риску. Проявлять особую чуткость к очевидцам событий. Избегать идентификации родственников и друзей заложников и вообще помнить, что спасение людей имеет приоритет перед информированием общественности. Избегать пропаганды идей экстремизма и в то же время не забывать, что террористы имеют право на беспристрастный суд. Однако, по словам председателя СЖР Всеволода Богданова, в свое время эти предложения были восприняты отчасти как попытка ограничить свободу слова, и "этические принципы" так и остались в проекте. Теперь, говорит Богданов, к нему хотят вернуться:

-В четверг мы будем собирать "круглый стол" с участием редакторов СМИ и вести уже более предметный разговор о правилах поведения журналистов в подобных ситуациях. И хотя наша основная задача - прежде всего защита права журналиста на свободу слова, я думаю, в данном случае мы окажемся во многом солидарны с Минпечати.

Опубликовано 30 октября