Четвертый год гибнут или становятся калеками в Чечне и русские, и чеченцы. Для того чтобы прекратить это, у власти нет ни умения, ни желания. За нее ценой собственного здоровья пытаются это сделать простые граждане страны

Когда я узнала о том, что в Москве держат голодовку чеченцы, приехавшие из Ингушетий, мне захотелось познакомиться с ними и подробнее узнать об их судьбах и о том, что их толкнуло на этот шаг.

В небольшой комнате московской организации движения "За права человека" меня встретили пять человек.

Самому молодому из голодающих, Сулумбеку Таштамирову, 44 года. Он начал голодовку 24 сентября в палаточном лагере в Ингушетии. Сулумбек, оказывается, основную часть жизни прожил за пределами Чечни. Вырос в предгорном чеченском селе, окончил сельскохозяйственный институт и уехал работать зоотехником в Казахстан. "Я никогда не думал, что стану правозащитником", - говорит он. В 1999 году он вернулся в родное село, и... началась война. Горе и боль мирных жителей, терпящих тяжелейшие лишения и беды, вынужденных бежать из родных сел, не позволили быть пассивным наблюдателем. В палаточном городке он создал правозащитную организацию "Синтар" (по-русски - "Росток"), чтобы объединить, морально поддержать беженцев. "Кому нужна эта война? Ни русским, ни чеченцам она ни к чему. Но страшно то, что все уже как будто к ней привыкли, убийства ни в чем не повинных мирных жителей никого уже не ужасают. Пресса, телевидение преподносят информацию односторонне и неправдиво. Нет никакого просвета, ничего не меняется к лучшему, отчаяние охватывает...". 24 сентября Сулумбек объявил голодовку с требованием о прекращении войны и начале мирных переговоров. Этому решению не помешало то, что он только что перенес онкологическую операцию глаза. Но, оказывается, в сегодняшней Ингушетии нельзя свободно проводить подобные акции. В палатку Сулумбека регулярно приходили с угрозами сотрудники ФСБ и милиции, хотя на палатке и не было никаких транспарантов. А 5 октября сотрудники милиции свернули палатку Сулумбека и потребовали, чтобы он покинул палаточный городок. На следующий день Сулумбек отправился в Москву. К нему присоединились еще четыре человека, объявившие голодовку с 7 октября.

Марьям Алиевой 74 года. Она плохо говорит по-русски. Восьмой день ее голодовки. В голосе чувствуется слабость, ей трудно долго стоять на ногах. Ее судьба для сегодняшней Чечни - обычная. Старшего сына разорвала в клочья ракета, влетевшая в окно квартиры, когда он вечером смотрел телевизор. Это было в самом начале первой чеченской войны, в Первомайском районе Грозного. Второго сына забрали там же во время зачистки в феврале 2000 года. До сих пор ничего не известно о его судьбе и нет надежды, что он жив. Младший сын, возвращаясь домой, напоролся на мину. Легко отделался, "всего лишь" оторвало ступню, но он теперь инвалид. У дочери муж был убит осколком снаряда на выезде из Грозного. Сиротой растет вместе с мамой и бабушкой его 12-летняя дочка. Стоит ли говорить, что ни сыновья, ни зять никакого отношения к боевым действиям не имели? Сайгатов Айнди - шофер из Грозного. Ему 69-й год. В первую войну у него погибли единственный брат и сноха, три племянника, два дяди. В начале этой войны его семья выехала в Ингушетию. Две недели спустя Айнди приехал в Грозный и обнаружил, что его дом полностью сожжен. Два года семья живет в палатке. Возвращаться некуда. Зимой холодно, летом - жара под брезентом. Жена парализована, у сына заболевание на нервной почве, пенсии не хватает на лекарства. "Такая жизнь: ни молодости, ни старости...", - говорит Айнди. В молодости - поселение, непосильный труд на целине. Сейчас война. "Когда было тяжелее - тогда или сейчас?" - спрашиваю я его. "Сейчас тяжелее. Тогда хоть видимость закона была. А сейчас полный произвол. Гибнут мирные люди. Военные грабят дома, в людей стреляют. Спросишь - кто у вас главный? Никто не отвечает, все пьяные. Четвертый год живем под дулами автоматов. Я хочу, чтобы с моего народа сняли незаслуженный ярлык террориста. Я не террорист...". Прошлым летом Айнди держал голодовку 12 дней вместе с другими беженцами, тогда его госпитализировали. На этот раз говорит о готовности умереть. "Пусть меня не будет, лишь бы мой народ оставили в покое". В понедельник, 14 октября, врачи, посетившие голодающих, настоятельно порекомендовали Айнди снять голодовку, но он отказался и голодает по сей день.

Вместе с ним не прекращает голодовку 56-летний Шахид Беталмерзаев. Высокий, широкоплечий мужчина, по специальности строитель - он сильно хромает на правую ногу, ходит с костылем. В самом начале войны поселился в палаточном лагере в Ингушетии. Однажды он узнал, что тяжело заболел в чеченском селе его родной дядя. Решил пешком пойти, навестить его: от палаточного городка до села напрямик не больше 8 километров. Совсем немного не дошел до села: наткнулся на мину. Один осколок разбил колено, другой попал в шейный позвонок... Инвалидом сделала война и его дочь, оглохшую от грохота орудий. "В Москве разве нет бандитов? - спрашивает Шахид. - Но не бомбить же из-за этого Москву. Пусть и у нас ловят бандитов. Зачем же уничтожать весь народ?"

Сайгат Илаевой под пятьдесят лет. Она жила в красивом предгорном селе Алхазурово. В декабре 1999 года в село вошли боевики, которых сама она так и не увидела. Вскоре они ушли, и тут по селу ударила российская артиллерия. Младший сын Сайгат побежал в подвал, споткнулся о разорванного миной человека и упал в обморок. С тех пор у него эпилепсия, любые эмоциональные перегрузки приводят к длительным припадкам. Старшего сына взрывной волной ударило о стену: правая рука не действует и по сей день. Семья - два сына-инвалида, муж-сердечник и две дочери - живет в палатке.

Дом, разрушенный той бомбежкой, все еще не восстановлен, но не только это мешает вернуться. "Никто не гарантирует там безопасности...". И домой возвращаться - рисковать жизнью, - и из палаточного лагеря уже выселяют. Сейчас срок всем дали - выселиться до 1 января. Полгода уже не привозят беженцам ни хлеба, ни помощи от МЧС, хоть говорят, что склады переполнены помощью, направленной беженцам. Куда людям деться?

14 октября врачи констатировали предынфарктное состояние Сулумбека Таштамирова и госпитализировали его в больницу. Там врачи выводят его из голодовки. 16 октября хотели госпитализировать пожилую Марьям Алиеву, но от больницы она отказалась, хоть накануне несколько раз теряла сознание, резко повышалась температура. Ради спасения ее жизни сняла голодовку Сайгат - только с этим условием Марьям начала выход из голодовки.

Конечно, они понимают: не в их силах остановить войну. Но все-таки, может быть, их голодовка хоть как-то тронет сердца людей, хоть как-то всколыхнет в обществе понимание того, что с войной пора кончать.

Опубликовано 22 октября 2002