Разговоров по поводу того, что война (в том числе и локальная) вызывает надлом в психике молодых людей, делает их "непригодными к мирной жизни", ныне более чем достаточно. СМИ рассказывают о леденящих душу преступлениях с участием безусых ветеранов боев в "горячих точках" и делают далеко идущие выводы "о потерянном поколении, надевшем камуфляж". На самом деле все не столь однозначно. Милицейская статистика показывает, что среди молодых людей, никогда не нюхавших пороху, а также тех, кто "закосил" от армии либо служил в сравнительно благополучных (не боевых) условиях, уровень преступности значительно выше, нежели среди парней, побывавших в самом пекле.

Приведем конкретные примеры и попытаемся ответить на несколько вопросов. Итак...

Последний расстрел рядовыми Николаем Божковым и Олегом Хисматулиным личного состава поста Назрановского погранотряда заставляет усомниться в пресловутом чеченском (афганском) синдроме. Ну, никак не связаны они с боевыми действиями против экстремистов и сепаратистов. Скорее, наоборот: когда сослуживцы стремились по-настоящему оберегать границу, эти двое "покуривали травку"...

Один из них имел судимость за торговлю наркотиками. Другой наркотики с удовольствием употреблял. А в личных делах этих призывников, направленных на службу в погранвойска, была указана степень допуска к секретным материалам, которая и иным офицерам ФПС не снилась. Как удалось ее получить?

Ответ на этот вопрос, возможно, даст следствие. Но и без него ясно: по чьей-то халатности, безалаберности (или чего-то похуже) на передовые рубежи границы попали молодые люди с неустойчивой психикой, склонные к совершению самых жестоких преступлений.

Представим теперь реакцию на это ЧП "желтой" прессы, если бы эти солдаты были участниками боевых действий: ну, как же, видели смерть и кровь, преступные приказы выполняли... Хотя давно известно, что около семидесяти процентов нынешних призывников по состоянию здоровья не пригодны к воинской службе. А многие из тех, что пригодны, от нее "косят" или просто-напросто откупаются.

Конечно, нельзя сказать, что все юноши одинаково проходят суровую армейскую школу. Кому-то она дает настоящую мужскую закалку, у кого-то обостряются физические или моральные недуги, имевшиеся еще до призыва.

Знаю десятки ребят, побывавших в "горячих точках" и сумевших сохранить нормальные человеческие качества: жалость, сострадание, человеколюбие. Это Владимир Чужданов, прошедший через горнило чеченской кампании, Александр Первенцев, провоевавший в Афганистане полтора года, Сережка Немцов, выдержавший испытание тремя локальными конфликтами... Эти парни ни на войне, ни на "гражданке" не запятнали ни чести, ни совести. Один из них стал фермером, другой устроился во вполне легальное (и преуспевающее) охранное агентство, третий трудится механизатором в сельхозкооперативе...

Правда, есть и другие примеры. Так, Евгений М. после командировки в Чечню спился. Нет, агрессивности молодой человек не проявляет, однако односельчанам не раз приходилось находить его почти бесчувственное тело в сквериках, придорожных канавах, других неприглядных местах. Парнишка и до службы в армии был не очень-то уравновешен, а тут после боевых стрессов и вовсе покатился вниз.

Будь у Евгения какая-либо профессия, глядишь, нашел бы свое место в мирной жизни. Но в армию он попал практически со школьной скамьи, поэтому трудовой путь приходится начинать практически с нуля. Желание работать вроде есть. Но есть ли для него место под солнцем?

Пытался устроиться учеником на завод. Как только заикнулся, что побывал в Чечне, сразу получил "отлуп": мол, у нас и так с дисциплиной нелады, еще ты будешь под ногами болтаться... В сборочный цех солидного предприятия сунулся и, получив отказ, услышал за спиной: "Да у него "пуля" в голове, что с такими возиться...".

Удивительно ли, что многие из парней вынуждены скрывать свое участие в боевых действиях. Пресловутая "пуля" в голове зачастую оказывается решающим аргументом при приеме на работу: а вдруг выкинет что-нибудь такое? И оказываются защитники конституционного строя хламом на обочине современной российской жизни.

Так где же выход?

Изобретать велосипед, придумывать какие-то новации вряд ли целесообразно. Наша страна обладает уникальным опытом социальной реабилитации фронтовиков (напомню, Америка обратилась к нему гораздо позже - после Вьетнама). К концу Великой Отечественной в армии насчитывалось около двенадцати миллионов мужчин в возрасте от восемнадцати до пятидесяти с лишним лет. Надо ли говорить, какого лиха хлебнули они за время самой страшной войны, сколько видели крови и смертей. Но подавляющее большинство из них не сломались и не запили. Потому что были востребованы государством.

"Фронтовик? Такие люди нам нужны!", - работник отдела кадров самого престижного предприятия радостно потирал руки.

Людей, побывавших в боях, в конце сороковых - начале пятидесятых практически без экзаменов зачисляли в любой вуз. Недавно "Ставропольская правда" рассказывала о бронебойщике, а ныне именитом художнике Ставрополя Владимире Шегедине. Кто знает, удалось бы попасть в престижный московский институт пареньку из провинции, если бы не "фронтовая рекомендация".

А вот другой пример. Наш земляк Федор Качанов в девятнадцать лет уже командовал саперным взводом. Был трижды ранен. Причем один раз настолько тяжело, что девять долгих месяцев провалялся в госпитале. Выкарабкался, была у него необычайная воля к жизни. А вот как жить дальше, если за плечами только начальный курс фабрично-заводского обучения.

"Без поддержки государства скатился бы на дно, - говорит Федор Тимофеевич, - оно и высшее образование помогло получить, работой и квартирой обеспечило...".

Фронтовик долгое время возглавлял один из передовых колхозов в Шпаковском районе, был председателем сельсовета. Уже за мирный труд получил несколько государственных наград.

Нет, дело, конечно, не только в востребованности рабочих рук или интеллектуальных способностей фронтовиков. Имелся и еще один немаловажный фактор - государственная идеология: люди в погонах чувствовали себя особой, всенародно уважаемой кастой.

Сегодня Россия, на словах декларируя государственный подход к армии и другим силовым структурам, на деле дает мизерные пенсии калекам, далеко не всегда в состоянии обеспечить жильем семьи погибших. Фактически нет гарантированных квот на поступление в вузы солдат, прошедших через Чечню... Нет и квотирования рабочих мест на государственных предприятиях, не говоря уже о частных.

Судя по всему, чеченский синдром все-таки присутствует. Но не только и не столько у тех, кто прошел через испытания этой непонятной войны. Он наблюдается у нас всех, и государство не спешит его лечить. Потому что на фоне почти что всенародного поражения этим синдромом меньше заметны его собственные (государства) просчеты по отношению к тем, кто от имени Родины был отправлен на эту нескончаемую войну...

Опубликовано 6 сентября 2002 года.

 

Опубликовано 6 сентября 2002 года.